Воображение с опаской рисует в голове моё сокровенное желание, тайную мечту. Внутри вдруг закрадывается страх от чрезмерной отчетливости волной нахлынувших образов, и далее я переживаю об этом, будто о диковиной драгоценной вещичке, небрежно оставленной на видном месте, опасаясь, что её кто-то незаметно прихватит с собой. Ах, да, и ещё это призрачное присутствие за спиной тёмной аристократии — гостя, собирающего души…

Настоящая дружба бывает жестокой. Она заставляет тебя сражаться. Она - та летящая стрела правды, что выбивает из цепко сомкнутых рук костыли ложной надежды и самообмана.

Сегодня я здесь, чтобы больно ранить тебя.

"Я не стану принимать решение за тебя. Не в этот раз".

настроение: елочку украшу скоро я любя, что-нибудь повешу, может быть, себя.

как в точку то а

Настанет день и я стану тем, кем клялся не становиться никогда.

Мы сидели за шикарно накрытым праздничным столом. У мамы по другому и быть не могло: журавли из салфеток, отполированные приборы без единого отпечатка пальца, блюда с иностранными названиями и вино, старее всех присутствующих вместе взятых. После того, как все произнесли тосты, наступил тот период застолья, когда говорить о том, что у тебя все хорошо - просто неприлично. Сродни неуважению к присутствовавшим там дамам. У каждой из них, помимо идеально подведенных глаз, вдруг оказывалось за глаза проблем. Страшных, нерешаемых. Только охать да руки разводить. И все они скопом вываливались на стол то из одного рта, то из другого. Так, что ни одно вино не могло перебить послевкусие.

С тех пор как море перестало быть далеко, волосы постоянно спутаны и кучерявы.
А когда вдруг начинается дождь, весь город останавливается в пробках и лужи достигают уровня колен.
Но мне тут нравится. До того солено в воздухе, что булки продают только сладкие.

Если бы человек был механизмом, в нем можно было бы разобраться.
Вот было бы здорово.
Была бы какая-то инструкция для разных моделей на разных языках. Моделей - около 7 миллиардов и столько же инструкций.
К каждому своя.
И ты в случае неисправности знал бы куда заглянуть.

У одиночества всегда очень холодные руки. Коротко стриженные ногти безо всякой природной красоты, о которой так много болтали когда-то и кто-то в разные промежутки необходимого взросления; пять почему-то очень важных колец, расположившихся на обеих руках, и спадающие с запястья чёрные часы со слишком большим циферблатом. Всегда обветренные руки и мозоли на ледяных ладонях.

Тоска пахнет молочком и спелым гранатом, пахнет мускатом, апельсином и морской солью. Пахнет лавандовым маслом на запястьях, за ухом и на шее, где бьется пульс. Пахнет так, что обернуться вслед, кажется, практически невозможно, поэтому так остро ты ощущаешь её присутствие рядом с собой.

У безразличия зелёное пальто и зелёные заляпанные ботинки, пропахшие чистящими спреями для натуральной кожи. Спутанные волосы, небрежно убранные за ухо или в пучок на самой макушке, которые красили явно не один десяток раз в самые разные цвета, а тут - внезапно - в близкий к натуральному.

У одиночества всегда холодные руки и бардовая помада, отпечатывающаяся на бычках ричмонда и на стаканах с дешевым кофе.

«Я до сих пор не понимаю, как ты мыслишь. Я рассказал тебе о методе о котором ты не знал, а ты дополнив его показал мне новый. Можно я вскрою тебе черепушку? Аккуратненько, только посмотреть»

а в сердце мир. четыре камеры и мир. и слова льются, льются, льются неукротимым потоком, но их никто не услышит, не прочтет, потому что я, кажется, разучилась преображать свою внутреннюю работу в связный и имеющий смысл текст. вместо того, чтобы работать над формой, мне хочется, как дротиками, кидаться короткими фразами. чаще ставить точки. другие знаки. хочется заливать белую бумагу радостно-желтой краской, беззаботно разбрызгивать во все стороны солнечные капли. подумаешь, грязно. зато весело, радостно и легко! даже усталость, накопившаяся за неделю (приходилось быть очень ответственной, общительной, заботится не только о детях, но и о взрослых), чувствуется куда слабее обычного. наверное, именно это ощущают неисправимые оптимисты? все вроде бы не особенно радужно, вполне обычно, но где-то в груди взрываются цветные фейерверки и все восторженно улюлюкают.
я не успеваю писать. все обещаю, обещаю, обещаю, продумываю сюжеты, но ни в блокноте, ни в тетрадке, ни в ворде не оставляю ни строчки (однако это не относится к учебе). постоянно куда-то бегу. кому-то звоню. что-то уточняю. кого-то зову. уговариваю себя изучать литературу для курсовой, но вместо этого срываюсь в центр, чтобы сидеть в библиотеке и листать совсем другую книжку. но хоть по специальности. странно, что по-настоящему она заинтересовала меня только сейчас. и то смежное направление, а не исключительно сурдопедагогика, которой, раз уж учусь на соответствующем направлении, я должна была бы увлечься.

мне еще никогда в жизни не было так хорошо.
я радуюсь.
и в то же время немного опасаюсь. но о плохом стараюсь не думать. знаю: главное - не давать себе спать днем.